– Его нельзя миновать? – спросил Ло Фенг.
– Можно, – подняла брови Амма. – Но зачем?
– Мне кажется, ты опасаешься чего-то, – заметил Ло Фенг.
– Ты прав, – согласилась Амма. – Но представь, что ты приговорен к смерти через три дня. Ты будешь отказываться от еды эти три дня? Успокойся, грядущее определено. Какой бы путь мы ни выбрали. Не определено лишь одно – что мы будем делать в этом грядущем.
Амма оказалась права. Не в том, что Ло Фенг должен был вновь почувствовать когда-то испугавший его взгляд, а в том, что и в самом деле первый же встретившийся им овраг оказался границей, отделявшей припорошенный пеплом лес от леса живого, который так же упирался в небо недостижимыми вершинами огромных деревьев, как и в прошлое путешествие Ло Фенга, так же шелестел зеленой листвой и как будто не замечал вторгшийся в его пределы отряд. Если лес и приглядывался к нежданным гостям, то ничем не выдавал собственного интереса.
– Не тревожься, – попыталась успокоить эйконца Амма, которая сама не выглядела спокойной. – Вряд ли кто-то последует за нами из Долины милости. Для фризов мы всего лишь шайка разбойников, это не их забота. Происшествие возле менгира – казус. Тем более, что наведенная там ворожба не пресеклась. Мы пересекли Берканский тракт возле холма, фризы пойдут по нему к Опакуму, им не до нас. Впрочем, в этом лесу хватает и собственной мерзости. Но, пока я с вами, вам нечего опасаться. Почти нечего.
– Нечего опасаться, – повторил Ло Фенг и добавил. – Но ты опасаешься.
– Это мои личные счеты и личные опасения, – процедила сквозь зубы Амма.
– Пока ты с нами, нам нечего опасаться, – продолжил Ло Фенг. – Значит, твое возможное отсутствие – причина для опасений. Но опасения – твои личные. Значит, опасность неотделима от тебя. Ты противоречишь самой себе.
– Разные опасности случаются, – нехорошо улыбнулась Амма. – Только не жди моих объяснений. Ты их не поймешь.
– Ты так всегда отвечала ученикам? – проговорил Ло Фенг, прислушиваясь к лесу, оглядываясь на вытянувшийся среди огромных стволов отряд. – Порой меня посещают сомнения, в самом ли деле ты была первой наставницей Клана? Надеюсь, ты не сочтешь мои слова оскорблением?
– Ты хочешь, чтобы я перечислила тебе все каноны, которые диктовала вашим старцам? – она была почти равнодушна. – Или описала коридоры запретного храма, в который женщинам нет доступа? Не можешь поверить моим словам?
– Зачем тебе моя вера? – спросил Ло Фенг. – Она ничего не стоит. Важно знание. Знание, что каменный нож может убить жнеца. Знание, что ты основательница моего клана, даже если в это трудно поверить. Знание, что твой меч, след которого до сих пор как величайшая святыня сохраняется на алтаре в нашем храме, сейчас лежит в твоих ножнах. И знание, что мой остров больше не защищен от жатвы. А ведь наставники говорили, что это боги забрали клинок и сберегают остров от мора, от жатвы, от всего. Они лгали? Что мне сказать им? Рассказать о тебе? С тех пор, как мы спустились с твоей горы, с каждым шагом, с каждым часом нашего похода я все больше начинаю думаю, что рассказывать о тебе не следует.
– Ты еще доберись до старейшин, – проворчала Амма, покачиваясь в седле. – Да и какие они старейшины… Воины, сумевшие не погибнуть до достижения собственной старости, но так и не сумевшие добраться до мудрости? Что за глупость они устроили с убийцами? Убийцы должны были жить в уединении на острове и отправляться в путь лишь по великой нужде. Без спешки! Так было задумано. И уж точно, никто не должен убивать воина покоя. Я же писала канон, в котором говорится, что воин покоя сам отвечает за свои проступки. Точнее за поступки. Никто не должен оценивать его действия кроме него самого. Иначе – он не воин покоя.
– Даже если он сам не может оценить их? – спросил Ло Фенг, оглянувшись на Фаре, которая следовала за ними в середине отряда, не отдаляясь от Эфа ни на шаг. – Противоречия есть даже в канонах.
– Это намеренные противоречия, – процедила сквозь зубы Амма. – Значит, не на все вопросы есть ответы. И случается такое, что не может быть разрешено однозначно. И всякий выбор, сделанный заранее, приводит в лужу дерьма. Или почти всякий. А неумение признавать проигрыши, неготовность к нему – хуже самого проигрыша. Одно несомненно, рано или поздно всему приходит конец.
– Который одновременно является началом чего-то другого, – из-за спины Аммы подала голос Рит и, смутившись, добавила. – Так говорит моя бабушка.
– Возможно, она права, – кивнула Амма. – Но иногда это другое хуже любого возможного выбора. Этот меч… – Амма положила руку на рукоять и посмотрела на замолчавшего Ло Фенга, – не просто стальная полоса. Это часть меня. Нет, я не страж или жнец, как вы говорите. Если бы… все было как прежде, я бы служила одному из жнецов. Но я была бы воином. Одним из лучших. Может быть, лучшим. Воином, чей меч является продолжением его тела и его мыслей. Который быстр так же, как его взгляд. Поэтому, я заклинала остров не мечом, а сама собою. Я сотворила очень сильное заклятье. Заклятье, которое невозможно преодолеть, пока меч не вернулся ко мне. А я не старалась его вернуть. Хотя, и желала этого. Именно защита острова предопределила мое отсутствия на нем. После заклинания я уже не могла там оставаться. И если быть честной, то и не хотела.
– А потом пришел жнец и замкнул заклятье, украв меч, – снова подала голос Рит.
– Не сразу, – скривила губы Амма. – Он посылал туда воинов. Храмовых воинов. Много лет. Думаю, в записях вашего храма отражено немало историй о коварных лазутчиках. Но однажды один из них, по имени Накома, сумел украсть клинок. Много лет назад. Он и принес его к Атрааху. К жнецу, у которого ты, эйконец, его забрал.