Тени Богов. Искупление - Страница 38

– Уж позволь мне, балахонник, не спрашивать у тебя совета, как править и как поступать! Или хочешь на дыбе повисеть? Самое место для спесивого храмовника! Или ты думаешь, что выше прочих, ногами до земли достанешь? Высокого всегда укоротить можно. Да, Коронзон, даже храмовника! Если что случится с Хо, Торн будет казнен! А захочешь поспорить, сам поднимешься на плаху!

Кардинал словно потерял голос от речи принца, поэтому лишь прошептал в ответ:

– Может быть, начнешь уже сколачивать эшафот? И палача сыщешь? Глашатай есть? О чем кричать станет? О неуважении к короне Йераны на Одалской земле?

– Я согласен, ваше высочество, – подал голос Хопер в тот мин, когда уже казалось пламя должно было вспыхнуть на разоренной ярмарочной площади Альбиуса. – Когда-то вы были добры ко мне, теперь придется постараться и мне.

– Вот и славно, – с явным облегчением улыбнулся Триг. – Ну что ж, сочтем, что боги сегодня оказались добры к кардиналу… Поклонись книжнику, Коронзон, он умерил мой гнев. Но не вздумай впредь перечить наследному принцу. А ты, книжник, познакомься с теми, кто поможет тебе. И запомни, Торн Бренин должен быть передан ближайшему воеводе Берканы для суда. Я даю тебе трех сопровождающих. Двух моих лучших воинов и одного из местных. Он знает Бренина. И последним видел его… и моего сына. А теперь – прощай, и да помогут тебе боги.

Хопер поклонился принцу, проводил его взглядом, затем посмотрел на Коронзона, но тот лишь скривился в язвительной усмешке, развел руками и, постукивая затейливым посохом, отправился к лавке Раска, дверь которой чудом оказалась не погребена под развалинами. Поморщившись от боли, которая продолжала скручивать тело, Хопер оглянулся на трех стражников, стоявших у шатра.

– Продолжим знакомство? – улыбнулся Мушом. – Так ты лекарь или колдун?

– Меня зовут Эйк, – прогудел белобрысый здоровяк, тащивший Хопера к ратуше. – И я даже колдуну не позволю дурить моего правителя.

– А меня зовут Стайн, – сказал худощавый седой воин. – И я вот что скажу – никакая жатва не кончилась. Она угнездилась у меня на загривке и ждет своего часа. И вот еще. Мне тут никто не верит, но я видел ту погоню, которая промчалась за Раском. Они не были безумцами. Они служили кому-то. И Торн Бренин никогда бы не убил просто так.

– Я – Хопер, – ответил им Хопер, пытаясь не рухнуть от изнеможения в площадную пыль перед выпавшими ему спутниками. – И не думайте, что это я обрушил ратушу. Она обвалилась от времени. Ну и от моей дурости. Так совпало.

Великан придержал лошадь Хопера уже у ворот Альбиуса, дождался, когда их спутники отдалятся, и прошептал:

– Тут такое дело… Не знаю, что за бабка приснилась нашему принцу, я его сна не смотрел, а вот девку-то, красавицу, что торговцу померещилась, я видел сам. Только говорить о ней не стал никому.

– Это почему же? – не понял Хопер. – Пожалел ее или еще что? И с чего ты взял, что это была та самая красавица? Мало ли в Беркане красавиц? По мне, так больше, чем где бы то ни было.

– Красавиц немало, – поежился Эйк, – да только ни от одной из них в жилах кровь не стынет. Я чуть только не обделался, когда она ко мне в шатер зашла. От одного взгляда. А уж когда она в воздухе словно дым растаяла, так я и решил, что говорить никому не стану. Себе дороже.

– А мне тогда зачем говоришь о ней? – снова почувствовал, как сквозь боль пробивается холод в почерневшей руке Хопер. – Для чего?

– Так она из-за тебя приходила, – еще тише проговорил Эйк. – Так и сказала, передай тому, с кем пойдешь, что будут ему знаки. И если он жить хочет или облегчение получить, пусть смотрит и слушает. Бред какой-то!

– Может быть, и бред, – согласился Хопер.

Глава шестая. Арка

«Смерть – милостива.

Жизнь – жестока»

Пророк Ананаэл

Каменный завет

Только теперь ужас, который словно держался в отдалении, подошел и заключил в объятия каждого. Именно возле менгира, на котором тускло пылал знак жнеца, стало окончательно ясно, что прошлая, иногда трудная, но обычная жизнь истаяла без остатка. Восемь человек вырвались из Альбуса, никто не остался у городских ворот, и только один погиб у менгира, что было удивительным везением, но дальше зияла пропасть. Когда земля присыпала тела, каждый из стоявших на краю ямы думал о том, что вскоре он и сам может удостоиться погребения или же поплывет вспухшим трупом в сторону Берканского моря без оплакивания и обряда, хотя отметины жатвы были пока только у Торна, Гледы и Рамлина. Но и стриксы в ушах молодых стрелков готовились обратились булавочными головками, и Вай перебирал четки, среди камней которых по его уверению имелся один стрикс, дрожащими пальцами. Рамлин же втирал в шею какие-то мази. Кажется, они и в самом деле уменьшали боль, обращая ее в зуд, поэтому парень то и дело тянулся к собственному загривку, расчесывая его в кровь, из-за чего Торну пришлось пригрозить двинуть бедолаге или по шее, или по пальцам. Кригера начала бить лихорадка тем же вечером, но он все же смог забраться на лошадь. Гледа замкнулась и следовала за отцом тенью, словно смерть сидела у нее на закорках. Впрочем, так оно и было. Торн боли в собственной шее не чувствовал. Точнее, как и сказал Тенер, эта боль была куда меньше той, что пронзала его сердце. Да и было что-то в его прошлом, что делало нанесенную жатвой отметину всего лишь расползающимся по шее ожогом. И не такое приходилось переживать.

Едва посланные в деревню Брет и Флит вернулись с запасом продовольствия и куском плотной конопляной парусины и известием, что ужасные убийцы, судя по следам, и в самом деле ушли из Гремячей по тайной тропе на юг, Торн приказал двигаться на север. К следующему менгиру и, значит, в сторону Урсуса. Никто не смог сдержать вздоха облегчения, и даже Рамлин, который храбрился изо всех сил, вдруг обмяк и едва не вывалился из седла доставшейся ему лошади Фиска. Уже ночью, не теряя тропы благодаря полной луне, отряд выбрался к дозорной йеранской башне, у которой начинались йеранские земли, и путь разбегался на все тот же Берканский тракт и Старую гебонскую дорогу. Башня стояла в темноте безжизненным обелиском. Ни факела, ни лампы, ни костра, ни отсвета не было ни возле нее, ни в ее окнах.