Тени Богов. Искупление - Страница 50

Проход к менгиру вновь перекрыли и стали пропускать к нему страждущих только при уплате сбора в пять серебряных монет, две из которых шли королю, две – храму, а одна оставалась в городской казне. Конечно, по городу ходили слухи, что ночами, когда мытари засыпали, стража пропускала к менгиру всякого и за один серебряный, который оставляла в собственных кошелях, но поток паломников иссяк, зато те немногие, что добирались до камня и в самом деле начали пусть и не поголовно, но в немалом числе – исцеляться.

Об этом как раз и думал Торн, когда, отмерив положенное число лиг по Старой гебонской дороге, уже на следующий день после схватки у двойного менгира вывел своих спутников к Урсусу. Их стало меньше, и почти все они были ранены, но ранены легко. Зато в глазах у воинов появился лихорадочный блеск, свойственный юнцам, которые выжили после пары первых схваток и решили, что поймали удачу за хвост и готовы сразиться даже с демоном. Торн не пытался разубеждать подопечных, зная, что это бесполезно. Его устраивало уже то, что такого блеска не было в глазах Гледы. Теперь на ее груди красовался капитанский кулон спятившего Кригера, а кулон Торна вернулся к его хозяину, уменьшившись за время отсутствия на его груди почти вполовину. Стриксы Брета и Сопа были почти не видны, но никто из них не выказывал беспокойства по этому поводу, так что не беспокоился и Торн. Вай продолжал бормотать молитвы, и, похоже, рассчитывал в том же Урсусе прибиться к местному храму, чтобы переждать накатывающую на Беркану беду. Кригер, Флит и Рамлин были погребены там, где погибли, и Торн, замечая боль в глазах Гледы, гадал, о ком она грустит? То ли о матери, которая нашла успокоение в общей могиле в объятиях их домашнего ковра, то ли об умнике Флите, то ли о несчастном Рамлине, то ли о Кригере, которого пришлось хоронить в отдалении, жители отказались погребать на деревенском кладбище человека, который начал обращаться в зверя, пусть даже он и ограничился страшными когтями и острыми клыками. Нет, скорее это была боль, которая возникает сама собой от количества пережитого и попавшего в сердце. «Прости меня, дочка», – повторял про себя Торн, стискивая в кулаке смятый жнецом кулон, и в который раз перебирал в голове события последних дней, выискивая спасительную подсказку, что он сделал не так и как должен был поступить, чтобы избежать и ужасных смертей, преследовавших его, и уберечь дочь от настигшей ее беды.

Урсус стоял на северо-западной окраине гебонских увалов. Точнее, он занимал самый большой из холмов, за сотни лет окончательно очистив его и от чащ, и от солончаковых проплешин. Крутые и облицованные камнем склоны холма намекали на неприступность не слишком высоких крепостных стен города, а черный штрих менгира над городскими кровлями подтверждал, что путник добрался именно до Урсуса, а не до какого-нибудь другого местечка. К тому же и полуразрушенный акведук упирался как раз в основание холма, когда-то донося в гиблое место чистую воду с ледников Молочных гор. Крепким же оказалось древнее строение, если не только реки пролегли не так уж далеко от соляного холма, но и новые Молочные пики поднялись едва ли не за самим Урсусом, прикрывая северную йеранскую столицу от страшной бездны Большого провала. После полумрака хвойных чащ, через которые ползла старая гебонская дорога, облитый свежей зеленью простор вокруг городского холма казался мягким и безмятежным, и горные вершины на горизонте как будто подталкивали небо на такую высоту, что впору было почувствовать себя на глубине и захлебнуться от свежего ветра. Урсус высился на фоне затянутых синей мглой склонов словно вырезанная из белого камня игрушка. И все же казалось, что лучи солнца, ложась на белые стены, освещают не древнюю кладку, а затопившую всю Беркану беду.

– Не стоит потрясать регалиями, – сказал Хода, вглядевшись в силуэты остроконечных башен летнего королевского дворца.

– Это еще почему? – не понял Торн.

– Дед в Урсусе, – объяснил Хода. – Король Йераны. Вон, видишь? Желтые флаги Йераны на шпилях. А я с ним не слишком лажу. Поэтому триумфальное возвращение принца крови отменяется. Кажется, мне удастся побыть еще пару дней обычным воином. Надо бы заглянуть на ярмарку, да прикупить что-нибудь для няньки. Платок или теплую шаль. Она будет рада. Воспитывала меня как мать.

– Как ее звали? – спросила Гледа.

– Почему звали? – удивился Хода. – Она жива и здорова, хотя и обижается, наверное, на меня, что отправлял ей известия о себе не чаще, чем раз в два или три месяца. Всегда говорила, что воспитывала не будущего короля, а обычного йеранского мальчишку. Своих-то детей у нее не было. Пута ее зовут.

– Наверное, она мудрая женщина, – заметил Торн. – Наследника престола она во всяком случае не испортила.

– И мне придется побыть еще пару дней обычным воином, – вздохнул Соп. – Хотя я с куда большим удовольствием побыл бы завсегдатаем какого-нибудь трактира.

– Не рановато ли для молодого воина превращаться в завсегдатая трактира? – поинтересовался Торн.

– Я чуть старше, чем числюсь в альбиусских списках, – признался Соп. – Иначе как бы я успел обучиться фехтованию и другим хитростям? Это невозможно. Хотя, – он подмигнул Гледе, – некоторые славные девчонки собственным примером убеждают меня в обратном.

– Мне еще учиться и учиться, – смущенно пробормотала дочь Торна.

На воротах Урсуса, который был больше и настолько же суетливее Альбиуса, особых проблем не возникло. Седоусый йеранский мастер стражи, который представился Шэком, потер покрасневшие глаза, окинул усталым взглядом ярлыки шестерки, поклонился монаху и заметил, что Хода мог бы зарабатывать при дворе благословенного короля Йераны неплохие деньги, поскольку похож на его внука как неизвестно откуда взявшийся брат близнец.