Тени Богов. Искупление - Страница 98

– Э! – поднял брови Мушом. – А как же беглецы? Их, значит, магия не касалась?

– Не знаю, – стиснул ладонями виски Шэк. – Может, они и колдовали? Кое-где я видел кровь… Чья она была? Да и Сопа с Бретом явно водой отливали. А клетка у Торна просто была взломана, здоров же ветеран, ничего не скажешь. И вот еще добавлю, похоже, что ходатайство о его казни тоже подделка. Вот и думай, отправлять ли за Торном погоню? Или за Браном гнаться? Да и с казной этой… Десять тысяч золотых монет! Жалованье всего гарнизона за полгода! Что скажешь, Эйк?

– Тяжелый мешочек, – пробормотал великан.

– Меня, значит, не спрашиваешь? – нахмурился Мушом.

– Я знаю, что ты скажешь, – поморщился Шэк. – Будет ли задержка жалованья?

– Кстати! – подскочил на месте Мушом.

– Не знаю! – отрезал Шэк. – А ты что скажешь, Хопер?

– За Торном надо отправлять погоню, за Браном – уведомление о его чудачествах, – предложил Хопер. – Только погоня не должна слишком уж спешить, а уведомителям следует торопиться, да сберегаться от перехвата. Не сладко тебе приходится, Шэк. Но я вернусь к тому, с чего начал. С дела, в котором потребуется твоя помощь, но от которого тебе же и твоему королевству польза выйдет.

– Выкладывай, – расправил усы Шэк. – Ты, конечно, имей в виду, что я против присяги не пойду, о чем бы ты ни попросил, но я и сам хочу у тебя кое чем поинтересоваться. Правда ли, что в хозяйстве Вегена возле острога двойного менгира прикопан не альбиусский капитан Кригер, а полузверь, в которого он начал обращаться? И что это значит?

– Насчет правды ты можешь у Эйка или Мушома спросить, они рядом стояли, когда мы погребение тревожили, а вот о значении увиденного можно и погадать, – согласился Хопер. – Ты ж понимаешь, что если бы я знал, что случилось с Кригером, я бы уже спешил или к твоему королю, или в ближайший храм и орал во все горло? Но я не знаю, хотя одно с другим сложить могу. Ясно одно – то, что случилось с ним, связано с жатвой. В Урсусе колокол звонил?

– Звонил, как не звонить, – кивнул Шэк. – Четыре дня голову раскалывал. Сначала нам не до него было, мы тут то энсов искали по соляным штольням, то народ от заразы с помощью храмовой мази сберегали, да и вся эта история с принцем Хо изрядно нам крови попортила. Но четыре воина, что пытались звон притушить, удавки на горло схлопотали.

– В Альбиусе за десяток воинов в расход пошло, – прогудел Эйк. – На колокольне сгорели. Я ж говорил тебе, Шэк. Вот Хопер тот звон и остановил, да не только в Альбиусе, но и в Урсусе, да и во всей Беркане. И сам кардинал Коронзон вынес его на руках из ратуши за минуту до того, как она рухнула.

– Руку покажи, – попросил Шэк.

Хопер стянул с правой руки перчатку и показал ладонь, чернота на которой уже переползла запястье и ушла под рукав.

– Как это связано с клыками Кригера? – спросил Шэк.

– Это проклятье, – объяснил Хопер. – Конечно, вся жатва – это проклятье. Но жатва для всех, а это пакость для меня лично. Ты ведь не веришь в сказки об искуплении грехов и наказании божьем?

– Ты сейчас случаем не ересь проповедуешь? – прищурился Шэк.

– Брось, старина, – поморщился Мушом. – Мы не в Храме с тобой.

– Нет, – покачал головой Хопер. – Это не ересь. Разве святые отцы говорят не о том же? Жатва – проклятье. Удавка на горло и страшные мучения. Энсы в белых масках на дорогах Берканы и фризское войско на западных границах. О воздаянии и искуплении молвят лишь полуграмотные храмовники в сельских часовнях. Только вот проклятье это не исчерпывает себя удавкой и мучениями. Всякий раз случается что-то новое. Теперь вот, похоже, клыки и когти. А может быть, что-нибудь и пострашнее. Для всех или почти для всех. Этот звон был словно крик о помощи. Тот, кто заставил звенеть колокол, взял на себя тяжкий груз, но не смог взять все. И в Альбиусе оказался я. Теперь у меня черная рука. Но пока чернота на моей руке не дошла до моего сердца, вот здесь в моей руке вязнут клыки и когти многих. И Эйка, и Мушома и, может быть, твои, Шэк, в том числе. Я взял на себя то проклятье. Не по своей воле, врать не буду. Я… и еще один человек, которого я не знаю.

– Говорят, девка это была, – вставил Мушом. – Молодая и красивая. Но ее мало кто видел. Так это что? У нее тоже черные руки теперь? Или одна рука, как у тебя? А что насчет груди? А…

– Зачем это нужно? – перебил Мушома Шэк. – Для чего это? Не черные руки, а клыки и когти?

– Для того же, для чего и удавка на горле. Для боли, для смерти, для ужаса. Только представь, что половина твоих стражников обратится в зверье. Ужас умножится многократно, Шэк. Кровь польется рекой.

– И что же? – побледнел Шэк, уставившись на собственные ладони. – Устоять невозможно?

– Можно устоять, – вздохнул Хопер. – Пока чернота ползет по моей руке. А там уж… как повезет.

– А вот и я! – появился с деревянным подносом, заставленным снедью, Тик. – Угощайтесь, дорогие гости. Сейчас и вино доставлю! Лучшее! Припасенное для самых-самых!

– Вот ведь поганец, – покачал головой Шэк вслед Тику. – Я его, конечно, отвадил, не по мне доносчики, тошнит меня от доносов, но Торна Брану Вичти трактирщик сдал. Ну ладно, с этой поганью я сам разберусь, все-таки повар он редкий, сам король его привечает. Так, о чем это я? Подождите греметь кубками. Ешьте, но запивайте вон… пивом. Если что-то понять хотим, не стоит голову туманить.

– Все равно же не поймем ничего, – огорчился Эйк. – В любом случае, вы лучше придерживаете меня, а то прискачет сюда этот толстяк, а ну как я случайно его задену?

– Не заденешь! – ударил кулаком по столу Шэк. – И напряги свою понималку. Не прикидывайся дурачком, Эйк, не поверю никогда в твою глупость. Кстати. Скажи-ка мне, Хопер, а почему я должен тебе верить?