Тени Богов. Искупление - Страница 149

149

– Дождь закончится, солнце просушит все, – постарался успокоить девчонку Скур, но дождь закончился только ночью, когда отряд, путая следы среди болотистых перелесков и продираясь через глухие буреломы, оставил проклятое озеро далеко позади. Под утро к Торну, который всю ночь просидел у костра, подошел Мабок. Брет стоял за его спиной.

– У тебя кровь и гной на плечах, – сказал черный великан. – Пропитало котто насквозь. Не могу понять, но как будто с колдовством. Откуда это?

– Скур! – обернулся Брет. – Нужна помощь.

– Ты слышишь меня? – спросил Мабок.

– О чем ты? – поднял глаза Торн, в которых не было ни боли, ни горя – только пустота.

– Гной проступает сквозь одежду, – повторил Мабок. – И я чувствую магию.

Торн закрыл глаза, просидел еще несколько секунд, как будто пытался понять, чего от него хотят, затем стал распускать завязи котто. Когда его плечи оказались обнажены, Гледа ойкнула, глядя на воспаленные, кровоточащие и исходящие гноем раны:

– Святые боги! Они же зарубцевались уже! Это раны из Пепельной пустоши. Ему было видение, что… кто-то вроде Кригера, человека, обратившегося в чудовище, обнимает его. Он вышел из этого видения с ранами, но они должны были зажить!

– Не зажили, – пробурчал Мабок, прикусывая толстую губу точно так же, как это делал Друкет. – Думаю, все его недавние раны открылись на островке. От напряжения. Противиться Адне бесполезно, можно кости переломать, а все одно, воли ее не преступишь. Конечно, если ты ей не равен. Но здесь что-то еще. Не разгляжу. Да и не лекарь я. Одно могу сказать, нет видений в Пепельной пустоши. Все, что там происходит, все это явь. Так что, плохие это раны.

– Скур! – нашла взглядом йеранца Гледа. – Ты можешь что-нибудь сделать?

– Что-нибудь, – кивнул Скур. – Обработаю, очищу, приложу снадобье. Прочитаю отворот. Двенадцать отворотов прочитаю, все, что знаю. Но будет ли толк?

– Мажь и отворачивай, – равнодушно бросил Торн. – Заживет все, как на собаке. А тебе, великан, не все ли равно, что с моими плечами?

Мабок посмотрел на Брета, который развел руками, и присел рядом с капитаном.

– Послушай, Торн, – он поднял мокрую ветвь и сунул ее в подернувшиеся пеплом угли, – помнишь?

– О чем ты? – равнодушно спросил Торн, словно и не чувствовал стараний Скура на своих плечах, и посмотрел сначала на Гледу, которая так же как и он, просидела всю ночь у костра и до сих пор не спускала тревожного взгляда с отца, а потом перевел взгляд на Мабока. – Что я должен помнить?

– Помнишь, как твой наставник Друер приводил тебя в чувство? – спросил Мабок. – Через год уже двадцать лет минует, как ты вот так же сидел у корабельной жаровни, как теперь сидишь у костра, и сетовал, что твой тесть ненавидит своего зятя. Желает ему смерти. И ты в ответ полнился ненавистью, у которой были причины, но которая все же оставалась только ненавистью. Помнишь?

– И тогда Друер сунул в огонь мокрую ветошь, – кивнул Торн. – Намотал ее на кортик и сунул. Тебе кто-то рассказал об этом разговоре? Что он говорил?

– Он говорил, что ненависть – это жар, который сжигает все, – напомнил Мабок. – А боль, которая пропитывает тебя, подобна воде. Ненависть способна ее подсушить, но не давай ей воли. Иначе вспыхнешь и осыплешься золой.

Ветвь, оставленная Мабоком в костре, вспыхнула.

– Не понимаю… – проговорил Торн. – Только я был свидетелем того разговора и сам Друер. Мы сидели на корме, а Веген на вышке, но он не мог слышать. Друер погиб в том походе. Погиб, спасая меня. До того, как я спас своего тестя. По сути, не я спас своего тестя, а он. Ты не можешь этого знать. Я никому не рассказывал.

– Отойди, Скур, – поднял глаза Мабок. – Не ради сохранности тайны, а ради спокойствия. Ты закончил? Помоги Торну накинуть котто, и отойди. Я с тобой потом поговорю. Мне есть, что тебе сказать. Или рассказать. О твоей прабабке.

– Я помогу надеть папе котто, – вскочила на ноги Гледа. – Говори, Мабок. Но папа прав, он даже мне не рассказывал об этом. Хотя уж я так канючила…

– Даже если бы и рассказывал, – пожал плечами Мабок. – Я все знаю. И как Друер учил тебя сражаться, и как водил тебя в Обитель смирения, чтобы ты почувствовал, что такое истинный бой, истинное отстранение, и как он вел тебя через Пепельную пустошь и избавил от того, во что, думаю, ты все-таки вляпался в последний раз. Напоил тебя, чтобы тени прошлого не терзали тебя раньше времени. Помнишь? Успокойся, сними руку с рукояти меча. Все просто. Я – Друер. И я же Друкет. А теперь Мабок. Думаю, ненадолго, и только поэтому я с тобой откровенен. Говорю лишь потому, что ты должен это знать. Твой срок близится.

– Мой срок? – равнодушно спросил Торн. – О чем ты, Мабок?

– Вот, – поднял Мабок из костра обуглившуюся ветвь. – Это судьба одной ветви. А теперь представь себе, что мы все в таком же костре, который пока еще невидим, но мы уже ощущаем, как занимаются жаром волосы на наших головах. Кто-то вспыхнет раньше, кто-то позже, но твой срок близок. Я это чувствую. Каждый из таких как я способен к чему-то особенному. Кто-то прорицает будущее, кто-то познает настоящее, кто-то овладевает тайнами стихий, а я угадываю людей. Я угадал тебя почти сорок лет назад, Торн. Но я все еще не знаю, как ты закончишь. Потому что это в твоей власти.

– Кто ты? – спросил Торн.

– Карбаф, – ответил Мабок. – Некогда слуга одного из тех полудемонов, что ныне являются людям в качестве жнецов. Тень таких, как Адна. Это ведь она убила твоего сына.

– Ты мог противостоять ей? – спросил Торн.

– Недолго, – признался Мабок. – Возможно, мгновение. Я могу только прятаться от таких как она. И пытаться прятать своих детей.

149