Тени Богов. Искупление - Страница 66

– Показывай, – сказал Хопер.

– Что показывать? – не понял Веген. – Это же сон был.

– Сон не сон, а глаза у тебя не светлее моих, – заметил Хопер. – Что болит? Рана, зараза какая, опухоль, еще что? Показывай. Сразу после того сна прихватило? Или чуть позже?

– Да тем же вечером, – сплюнул Веген и стал распускать котто. – Ну мало ли… У моей матери такая же дрянь на горле вскочила. Это дело такое…

– Замолчи, Веген, – прошептал Хопер.

– Мать моя, – прошептал Мушом.

– Плохие тебе сны снятся, Веген, – протянул Эйк.

– Да что там? – испугался Веген. – Ведьма она, эта Чила. Вот видят боги, ведьма!

– Не кричи, – приказал Хопер, подошел ближе и прикоснулся к широкой, помеченной множеством старых шрамов, груди Вегена. Основа эйконского узора была вычерчена на ней. Треугольник, вписанный в круг. Верхний угол на полпути между гортанью и чревным сплетением, два нижних справа и слева от него. И тот, что был под сердцем, исходил гноем и выдавался покрасневшей шишкой.

– Ты не раздевался в этом своем сне, случаем, Веген? – поинтересовался Мушом.

– Нет, приятель! – замотал головой Веген. – Да чтоб мне сдохнуть, если я вру!

– Раздеваться тут совсем не обязательно, – задумался Хопер. – Это ожог, а сильный колдун может его устроить и пальцем через гарнаш. А вот опухоль… Да не дергайся ты, я лишь потрогал. Я ведь все-таки лекарь. А ну-ка, Эйк. Плесни-ка своего пойла в две чашки. Да не жалей. И одну дай Вегену, а другую мне.

– Вы чего же? – не понял Эйк. – Пить собираетесь? А мы? Так может, вчетвером и опрокинем?

– Вегену дай, – мотнул подбородком Хопер, и в тот самый миг, когда Веген поднес к глотке объемистую чашу с огненным пойлом, мгновенно опустил во вторую чашу короткий нож, полоснул им по рыжей груди стражника и почти сразу же плеснул в нее оставшееся пойло.

– Да что же ты поганец делаешь! – взревел Веген, отбрасывая чашу и хватаясь за меч.

– Лечу, – пожал плечами Хопер.

– Как это? – не понял Веген и принялся ощупывать собственную грудь, на которой исчезли и круг, и треугольник, а вместо страшной опухоли красовалась небольшая ссадина.

– Ядреный корень, – присвистнул Эйк. – Да ты, Хопер, считай, на моих глазах вторую ратушу обрушил. Вот если бы ты больные зубы так удалял, озолотился бы!

– Мать моя, – расплылся в улыбке Веген. – Ты ж… благодетель! Я уж собирался помирать! Что я тебе должен?

– Ничего, – ответил Хопер, сжимая в кулаке обычный, размером с лесной орех, камень.

Энсы напали на отряд, когда уже городской холм и стены Урсуса появились из-за деревьев. Полдюжины воинов в белых масках вышли из-за арки акведука и двинулись на четверку. Заскрипела, обрушиваясь, вековая ель за спиной крохотного отряда.

– Это что еще за напасть?! – заорал Эйк, но Хопер уже стоял на земле с обнаженным мечом.

– Успокойся, великан. Это как раз те, кого называют погаными. Кажется, Веген рассказывал о пятнадцати ушедших энсах? Судя по всему, они потеряли лошадей.

– Они потеряли еще и пятерых собратьев, – размазал по лбу выступившую испарину Мушом. – От ели идут четверо.

– Я свою лошадь не отдам, – обнажил меч Стайн.

– А ведь красиво идут, – растянул губы в улыбке Мушом. – Ты посмотри на их мечи! В самом деле, над каждым словно рой пчел, если бы каждая была с осколок стекла! Так вот что имел в виду Веген, когда говорил, что их клинки как мозаика в храме – делятся на части и витают над их головами… Видят боги, будь я чуть помоложе, обделался бы еще до схватки.

– Не застывай, – посоветовал Хопер, отгоняя лошадь в кустарник шлепком по крупу. – Будешь быстр – уцелеешь. Стоит замереть, как любой из их мечей может обратиться пикой, а то и стрелой и пронзить тебя насквозь.

– А ты хорошо стоишь с мечом, – заметил Эйк, взглянув на Хопера. – Слишком хорошо для лекаря. Да и для книжника неплохо. Посмотрим, как ты сражаешься. Спиной к спине?

– Ты бы видел, как я сражаюсь со свитком в руке, – ответил Хопер. – Нет. Глухая защита не по мне, Возьмите на себя шестерых. Если что, зовите на помощь.

Эйк удивленно поднял брови, но Хопер уже не смотрел на него. Энсам нельзя было дать сблизиться друг с другом, поэтому он сам двинулся навстречу противнику. Остановился в паре десятков шагов от четверки, в которой сразу выделил старшего, и который один стоил десятка воинов, взметнул над головой меч, прихватив клинок второй рукой и медленно поднес его ко лбу. Энсы явно не ожидали знакомого приветствия перед схваткой и замерли. Короткой паузы хватило Хоперу для того, чтобы на языке, который в Терминуме назывался храмовым, предложить воинам сдаться. Как и следовало ожидать, предложение принято не было. На него ринулись трое, а над их головами блеснули стальные осколки, которые отправил во врага главарь. Знал бы он, против кого обнажил клинок…

Хопер сразил всех троих, легко уходя от их живых мечей, отбивая развернутым плашмя клинком брошенные в него острия, и ни разу не соприкоснувшись ни с одним из противников клинок в клинок. А когда и главарь отряда осел на проселок, заполучив в горло им же посланный осколок, за спиной Хопера раздался восхищенный возглас Эйка:

– Что ты творишь, лекарь? Если ты такой же лекарь, как мечник, ты не только опухоли одним взмахом… ты мертвецов должен оживлять!

– Не обучен, – с сожалением вздохнул Хопер и тут только понял, что его спутники обошлись без серьезной схватки. Шестерка была посечена стрелами подскочившего отряда стражников. Спрыгнувший с лошади седоусый старшина ухмыльнулся, покачал головой и поклонился Хоперу:

– Так вот это, Эйк, и есть ваш лекарь? Прими мое восхищение, уважаемый. Никогда не видел, как сражаются эйконцы, но мне кажется, что ты бы сладил с любым из них.