Тени Богов. Искупление - Страница 94

– Это еще зачем? – спросил Торн.

– Надо так, – неопределенно произнес Друер, и когда воин прижался спиной к мешкам, которые отряд сопровождал до Опакума, протянул ему мех вина. – Сейчас выпьешь половину. А остальное завтра после полудня.

– Зачем? – поразился Торн. – Какой от меня будет толк, если я захмелею?

– Никакого, – признался Друер. – Но если ты сойдешь с ума, то толку будет еще меньше.

– Почему я должен сойти с ума? – нахмурился Торн.

– Потому что у тебя умерла мать, – ответил Друер. – И потому что ты молод, и не видел смертей наяву. Таких, когда плоть рвется, и дух покидает тело, сотрясая его судорогами. А больше ничего не спрашивай. Судьба, конечно, не выбирает, какой колпак натянуть на нашу голову, но если есть выбор – горячий котел в качестве головного убора лучше не использовать.

– А как же они? – показал на приятелей Торн.

– Беззаботность их преимущество, – объяснил Друер. – Но не думай, скоро она развеется. Может быть, как раз сегодня или завтра.

Торн напился до беспамятства. Это было несложно сделать, он не был привычен к крепким напиткам, а в меху оказалось не вино, а какая-то жгучая горячительная смесь. Во всяком случае память покинула Торна, когда мех опустел на четверть, а вернулась, когда отряд выбрался на Болотный тракт. Спутники рассказывать о пережитом в Пепельной пустоши отказались. Кажется, беззаботность и в самом деле покинула их. А Друер через несколько лет погиб. Успев перед этим спасти жизнь Торну. Может быть, во второй раз.

Покачиваясь в седле, Торн опускал веки и ловил ухом какие-то вопросы, отвечая на них, и даже умудрялся улыбаться причитаниям Скура, что тряпье удается находить только гнилое, что хорошее место для города надо еще поискать, что земляное масло смешано с водой, но факелы готовы, и волкам перепадет, пусть только сунутся. Стоило Торну открыть глаза, он видел все то же – серую равнину с клочьями кустов и чахлыми рощами в отдалении и никаких признаков города.

На третий день пути отряд наткнулся на полусъеденную тушу кабана. Скур зябко потер плечи, приложил ладонь ко лбу, вглядываясь в серую луговую даль, в которой иногда мелькали серые тени, и сказал, что город уже близко.

– С какой стороны? – принялся крутить головой Соп, но Скур успокоил его тут же.

– С любой стороны. Вот его нет, и вот он есть. И откуда он берется, и зачем – никому не ведомо. Только не думай, что тебе удастся пройти по его улицам, он не для этого.

– А для чего? – спросил Брет. – Я что-то слышал о пепельном мороке, но не помню толком.

– Для каждого он свой, – понизил голос Скур. – Кому-то может и не город является, а болото какое. Или помойка. Пустошь выморачивает всех по-разному. Но многих и не трогает. Но если у тебя умер близкий человек или друг, ты можешь его увидеть.

– А если он давно умер? – спросил с дрожью Брет.

– А я почем знаю? – пожал плечами Скур. – Главное, что если кто-то жив, то его ты не увидишь. Но страшно-то другое. Если ты нутро свое запачкал, ну, там предал кого или подлость какую совершил, тебе будет очень плохо. Некоторые не выживали.

– А что видел ты? – спросил Соп. – Ты ведь идешь сюда не в первый раз?

– Не в первый! – согласился Скур, оглянулся, нашел взглядом Хельма с двумя спутниками и прошептал. – Но я не могу вспомнить, что я видел. Точно знаю, что видел что-то очень важное, но открываю глаза с утра – и все. Не помню! Но ничего. У меня на этот раз собой клочок пергамента есть и графит. Запишу сразу, как увижу!

Вечером Скур дал знак сворачивать с дороги и заводить лошадей на один из невысоких холмов, которых было вдосталь и по правую, и по левую руку. Соп, Брет и Вай принялись таскать хворост от ближайшего ельника, Вред с приятелями начали в который раз подвязывать и смачивать маслом факелы, а Андра и Фошта, которые не донимали спутников разговорами, сели у костра, расстелили одеяло, вытащили мех с вином и принялись пить.

– Что, девы, совесть не чиста? – спросил Торн, забивая в землю кол для коновязи.

– А кто ж ее знает? – узнал по голосу с хрипотцой Андру Торн. – Самой-то все кажется гладким, а ну как тот, кто морок этот раскидывал, придирчив и мелочен? Лучше не рисковать.

– Как раз рискуете, девы, – загоготал Хельм. – Упиться до беспамятства в окружении восьми мужчин – это верх легкомыслия.

– Нет, – пьяно качнулась Форта. – Верх легкомыслия – это прикоснуться к упившейся до беспамятства одной из нас. А низ легкомыслия… Андра, а что такое низ легкомыслия?

– Не знаю, может это мы и есть? – вытерла губы Андра и повалилась на одеяло.

– Вот и я думаю… – последовала ее примеру Фошта.

– Чего это они? – не понял Брет, бросая охапку хвороста. – Мы же еще не дошли до города?

– Не знаю, – пожал плечами Скур. – Может не дошли, а может и дошли. Дошли, скорее всего. Тут еще половина дня пути, и Пепельная пустошь кончится. Пора бы уже ему являться. Странно, что он еще не…

– Волки, – протянул руку Хельм.

В половине лиги на вершине одного из холмов стоял волк и как будто смотрел на стоянку отряда. Опускающийся сумрак скрывал распадки между холмами, но казалось, словно тьма шевелится там.

– Как по писанному, – пробормотал Скур. – Всякий раз гадость должна случиться. Или лошадь ногу сломает, или живот кому прослабит, или, как чаще всего, волки… Бывало, что и загрызали путников. А ну-ка, костер надо палить, да лошадей за спину. И хворосту, хворосту больше! И часа не пройдет, здесь хоть глаз выколи будет! Пасмурно нынче!

Через час над равниной и в самом деле опустилась тьма. Жарко пылал костер, испуганно всхрапывали, сбившись в кучу, лошади, а в распадках вокруг стоянки, прерываясь на рычание и отзываясь отдаленным воем, шевелилась тьма. Не прошло и часа, как у подножья холма сотнями двойных точек зажглись волчьи глаза.